Возвращение в Атлантиду - Андрей Дорофеев

Они устали… Мосес понимал. Экспедиция была тщательно спланирована, три года знающие люди Нанпу рассчитывали маршруты, выверяли мореходные качества плотов, подбор команды… Было отправлено две морских и три сухопутных группы.

Группе Нанпу повезло. Провизии на борту хватило. Но провизия одно, а волны за бортом – совсем другое. Мосес забыл, как назывались, но еще помнил, как выглядели атлантские корабли. Как выглядел ковчег Дедала… Да что вспоминать – взять хоть корабли канувших в небытие скорвелов или марика, на которых надрывавшиеся рабы истекали кровавым потом над веслами. И на них было быстрее и комфортнее для стосковавшихся по твердой земле.

Судя по всему, попали, куда хотели. Как сошли с гор Нанпу, двинулись к Карамачу, большой реке. Ее устье вырывалось из отрогов Нанпу несколькими ключами и, прирастая притоками, двигалось мощно и величаво к Южному морю. Река пережила потоп, возобновила течение по старому нахоженному руслу, разве что, говорили старожилы нижних хребтов Нанпу, стала шире, медленнее и грязнее – водяные кувалды раздробили берега, сделали их более пологими, а потом накрошили и вдавили мучнистые остатки гранитов в русло и прибрежные скалы.

Имущество везли на верблюдах, пока не встретили Карамачу, а там стали строить плоты из остатков деревьев, которые были отполированы начисто голодными хищными волнами. У старейшин была идея отправить группу пешком – далеко на запад, а потом на юг по заснеженным перевалам Нанпу и дальних земель, в обход. Но Мосес переубедил – чувствовал, что не пройти через неизвестные хребты, где пики устремляются вверх витыми свечами, а у пропастей нет дна. Море было внушавшим ужас зверем, на поколения вселившим в немногочисленный теперь род людской леденящий страх перед соленой водой. Но море было возможным путем. И его надо было пройти.

По Карамачу, вдоль Крайних гор, группа Мосеса за три недели без происшествий добралась до дельты, где в туманной дымке уже виднелся бесконечный горизонт океана.

Огромный плот, управляемый и прочный, строили по заранее заготовленным чертежам Горидаза, потомственного мореплавателя и инженера, волею судеб оказавшегося на Нанпу, издавна немореходческой стране, в начале катаклизмов. Огромное полотнище из бревен, накрепко перевязанное с запасом каррелиновыми бечевами, содержало намертво вмонтированные в корпус склады и помещения для миссионеров. Все было скручено из тонких бревен, связано узлами, которые знал только ученик Горидаза.

В трудах прошло еще четыре недели, и шестидесяти посланникам повезло – сезон дождей, столь обычный для южноморского побережья, итак и не наступил. Море успокоилось давно, а вот в высоких небесных сферах так еще и не наступило хрупкое равновесие, устанавливавшееся тысячелетиями и разрушенное в один миг.

Когда-нибудь, думал теперь Мосес, я запишу это. Почему была предпринята эта долгая прогулка не на жизнь, а на смерть, и как люди шли… И запишу все до единого их имена, чтобы сила их духа служила путеводной звездой потомкам. Запишу историю, пока она совершается. Но позже – когда будет, на чем записать и как хранить.

Он подоткнул под себя свою поистрепанную серую хламиду, и воспоминания нахлынули. Двенадцать старейшин в пещере под мерцающим флюором неровным потолком собрались лицом друг к другу. Стояло два вопроса – но так сплетенных меж собою, что казались одним. После Большой Воды прошло более пяти десятков лет, и люди, что волею судьбы оказались в Стране Снов, а количеством их было несколько десятков тысяч, – варваров, каркидов, нанпу, атлантов, всех не перечислишь, – размножились вполне предсказуемым образом. Так, что оскудела Страна Снов и стала давать недобрые плоды – воровство и разбой, разврат и лень вселенскую.

А еще оскудела Страна Снов от того, что не было в землях окружных более смелых и вольных торговцев, что везли бы к Нанпу и Стране Снов металлы и шелка заморские, невиданные плоды деревьев и хитрые устройства. И не было в землях окружных тех, кто промышлял бы олово и руду железную, кто аккуратной рукой размотал бы с кокона нежный волосок шелка, кто вырастил бы сады на пустынных, выскобленных соленой водой землях. Никого не было.

И было вынесено решение, и было обещано людям во всеуслышание: идите во внешние земли, идите на девственное раздолье, берите себе в собственность неоспоримую все острова и материки, куда ступит нога ваша, плодитесь и размножайтесь. А рука Нанпу поддержит все добрые начинания и проследит за успехом походов.

Волей жребия – старым как мир вытаскиванием короткой щепки из руки начальствующего – были избраны старейшины, что поведут род людской обратно в земли, где обильно ступала нога человека, а затем ступил своей ногой океан. Понятное дело, что не будет там цветущих садов, – разве что уцелевшие зерна проросли в трещинах суглинка.

Одна группа имела целью землю северо-западнее Нанпу, путь лежал сложный, через горные хребты Нанпу, Керкеза, потом Лигурии… Много, много сотен лиг по перевалам. Но наградой им – относительно не затронутые водой равнины. Другая направилась на восток, к островам, где не так давно жили капи. Третья обойдет первую, пойдя к Средиземному морю. Еще одна – на большой остров на юго-востоке Южного моря. А группа, ведомая Мосесом, – к землям, что ранее занимали воинственные пермадоты, большому материку на юго-западе от Восточной земли.

Согласно записям Нанпу, на пермадотском материке была большая река, земли плодородны и жирны, ветры умеренны, большая часть материка не заселена, но охраняется пермадотами как зеница ока. Сейчас не было пермадотов. И группе ничего не оставалось, как надеяться, что их усилия приведут к земле, которая способна до сих пор родить злаки и хранить норы.

Мосес еще раз покачал головой, взирая на дюны, воняющие разлагающимися раскрытыми ракушками и водорослями. В этом мире будет править не мудрость. Здесь в почете будут клыки, острый обсидиан. Еда. Кров. И дети. Мудрость, попытающаяся притулиться бедной падчерицей к толстому мяснику борьбы за кусок убитого волка, будет в лучшем случае осмеяна.

Мосесу – шестьдесят пять… Под руководством старика пригодные к жизни структуры общества с его моралью и культурой смогут образоваться лет через пять-десять. С оговоркой: если он будет руководить. Успеет? В Нанпу авторитет старейшин был священен. А здесь?

Он запишет правдивую историю перехода и будет учить, не жалея сил, как только…

Мосес не успел додумать – взади что-то сверкнуло узким телом змеи, и из горла старика появился бронзовый наконечник стрелы, с которого узкими струйками, ветвясь по металлу, прыснула густая темная кровь.

Мосес взмыл в небо, под фиолетово-серые грозовые тучи, в последний раз обозрел копошашиеся на берегу точки с высоты птичьего полета, и неведомая сила понесла его туда, где высятся льдистые пики и тучи плывут по зеленым подошвам гор – в родимый сердцу край Нанпу. А тело осталось лежать, седобородое и тощее, и никто не пришел проводить учителя в последний путь. Лишь вездесущие крысы, которых не победила даже большая вода, почтили своим острозубым хищным вниманием мертвую коченеющую плоть.

Глава шестая

Тритон, осунувшийся, с трясущимися еле заметно пальцами, словно постарел лет на десять. Словно два царя в голове поселились в нем после трехдневной давности землетрясения, и они не спорили, словно два состязающихся в глупости придворных шута каркидского двора, они бежали друг от друга и прятались в уголки разума, которым теперь не хотел пользоваться никто.

Страх за будущее и страх за настоящее – вот два колосса-держателя небес Атлантиды, что убегали от власти, и Тритон не знал, кому из них верить. С детства Тритон выделялся среди придворных чад смелостью и уверенностью в мыслях, а значит, и действиях, и виною тому было отнюдь не происхождение от рода Посейдонова, у коего и корней-то не было – лишь два колена. И эта смелость покоилась не на глупой браваде перед сверстниками в жонглировании мечом или вольной борьбе. Да, то было еще полуварварское государство…

Нет, словно гранитные плиты в основании переливающихся сполохами башен царского дворца, в основании его уверенности лежали простые правила, что поднимались с глубин сознания, словно огромные, величественно колышущиеся пузыри со дна бездонного моря.

«Позволь человеку верить в своих богов». «Поступай с собратьями твоими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой». «Честь и верность слову – превыше материального блага». Эти столпы были насколько воздушны и подвергаемы сомнению мятущимися сердцами челяди и правителей мира сего, столь же и каменно-тверды для молодого Тритона.